Его зовут Рик Вилсон. Мы познакомились когда я только переехал в Сиэтл, на вечеринке у Алитеи, у которой я тогда снимал комнату.
— Я только переехал из Киева.
— А я недавно вышел из тюрьмы.
Мы тогда проговорили весь вечер, а потом он пропал. В следующий раз мы встретились через несколько месяцев на Харбор Степс. Большой, бородатый, с солидным животом, он попивал водку из фляги и аккуратно прятал ее за пазухой. Рик смутился, но предложил присоединиться. Город становится домом, когда встречаешь на улице случайных знакомых и я почувствовал себя очень уютно, но пить не стал.
Я переехал в лофт на Пайнер Сквер и Рик стал заскакивать в гости, когда бывал неподалеку. Иногда один, чаще с кем-то из друзей. Мы говорили про левых, про правых, про Украину и про Крым. Он старался говорить медленно, а когда использовал необычные слова, то обязательно объяснял. Однажды Рик пришел с двумя пакетами. В одном были книги, что-то про рабочее движение в Америке, что-то из Талеба, еще несколько я не запомнил. В другом двухлитровая бутылка «Абсолюта».
— Это я оставлю тут на будущее, чтобы не расходовать зря твой синглмолт.
Я стал часто бывать на вечеринках его компании. Рик на двадцать лет старше меня и с его друзьями я чувствую себя совсем пацаном. В какой-то вечер был День рождения у незнакомого мне художника и все собрались в его крохотной мастерской. Половину комнаты занял контрабасист с инструментом и был еще парень с саксофоном.
Художник оказался пожилым черным мужчиной с добрым лицом и большими губами. Я был без подарка, а он подарил мне эскиз какой-то подруги с красивой грудью.
Рик рассказал, что мы находимся в бывшем здании иммиграционной тюрьмы. Сейчас тут арт пространство, а когда-то хранили людей. Мы выходим покурить на небольшую террасу размером не больше баскетбольной площадки. У террасы нет потолка, три стены и вид на даунтаун. Люди, которые здесь хранились, ходили сюда на прогулку, смотрели на Америку и писали на стенах. Там — все языки мира, но больше всего испанского. Пишут всякое, чаще всего названия городов. Нахожу надпись «МАГАДАН».
— Как люди оказываются в тюрьмах?
— Хм. Это долгая история.
По пятницам мы гуляем на Капхиле. Вокруг клубы и пестрые люди. Мы постоянно натыкаемся на его знакомых, которых я не могу запомнить. Раньше Рик здесь жил и я слушаю истории: здесь у меня была огромная квартира, а тут я держал свое «Cafè (un)Americain». Про кафе я наслышан — это был настоящий спикизи, с алкоголем после двух и покерными столами. В кафе он познакомился с Браяном, который оказался полицейским под прикрытием, но эту историю он не любит рассказывать. Я голоден и беру себе хотдог на углу. Рик вырос в Оклахоме и дружил с коровой по имени Блэки у деда на ранчо. Когда ему было тринадцать, он был у деда в гостях и за ужином спрашивал «Грэнпа, где Блэки?», но ни дед, ни никто другой не могли ответить, пока не выяснилось, что Блэки теперь ужин. С тех пор он мясо не ест.
Рик пытается приобщить меня к американским вечеринкам, но в клубах, где мы бываем очень шумно и меня никто не понимает. Я больше люблю слушать его рассказы — про то, как они возили медикаменты восставшим индейцам Чьяпас, про группу ¡Tchkung!, в которой он был фронтменом, про стычки с полицией во время протестов против ВТО. Я завидую его молодости — моя проходит в эмиграции, где я ничего не понимаю и где за драку с полицией меня депортируют, хорошо хоть мимо иммиграционной тюрьмы.
Рик берет большой, жирный кусок пиццы. В бороде застревают крошки, на уголке рта соус, на руках тоже. «Пойдем» говорит он и хлопает меня по плечу. На моей белой рубашке остается большое красное пятно от кетчупа. Я сержусь и говорю, что теперь мне нужно переодеться. Рик извиняется, говорит, что итс окей, но я мнительный и настаиваю на поездке домой.
Спустя сорок минут мы добираемся в караоке. Там его старые и мои новые друзья. Алитея поет Фивэр, Эрик про суд и стену из Пинк Флойда. У Рика глубокий баритон с хрипотцой и у него здорово выходят Гоголь Борделло. В его исполнении меньше ромской разнузданности, а тяжести и меланхолии наоборот больше, так что все их песни стают песнями про ранимость брутального мужчины.
— Давай, ты должен выбрать песню. Посмотри, у них даже есть что-то на русском.
— Нет, не могу. Не сегодня. Я никогда не пел в караоке, я не готов.
— Камон, когда будет лучший момент для первого раза, чем сейчас, в кругу друзей, которые тебя любят?
— Не сегодня.
Однажды мы втроем у меня дома ели грибы. Рик и Эрик зачем-то достали бутыль абсолюта. Наливали водку в широкие стаканы со льдом и пили маленькими глотками. Я долго отказывался присоединиться, в конце концов забрал их стаканы и достал три рюмки. Рюмками водка пошла быстрее. Рик впервые рассказал про тюрьму. Когда он туда только попал (а всего он провел в ней три года), у него был на голове такой хохолок, вроде как у Элвиса Пресли и кто-то из шутников дал ему прозвище Рок-а-Дудл. Это такое совмещение рок-н-ролла и звукоподражания петуху, в честь персонажа из одноименного мультфильма. Со временем почти все, кто застал эту истории вышли на свободу, а длинное «Рок-а-Дудл» превратилось в короткое «Рок», так что никто из новеньких не мог взять в толк, откуда он получил такое крутое прозвище? Я рассказал, что слово петух означает на фене в наших краях:
— Так что если когда-то окажешься в постсоветской тюрьме, то может эту историю лучше не рассказывай!
В тюрьме приходилось драться и однажды Рик выколол кому-то вилкой глаз. Когда он об этом рассказывает, его голос дрожит и проступают слезы. Мы говорим про подавленную агрессию и решаем, что нам обязательно нужно подраться, но вместо этого идем в бар. Там длинная лавка, справа от меня пара, муж с женой, слева от Рика группа ребят, Эрик между нами. Я знакомлюсь с парой, они из Джорджии. Говорю, что те не похожи на грузин, она смеется и говорит, что это штат на юге. Мы как-будто флиртуем и когда ей приносят бокал сидра я беру его себе. Муж предупреждает, что это не мне принесли, а я смотрю ему прямо в глаза и медленно делаю большой глоток. Рик в это время уже нарывается на драку с ребятами слева. Эрик вовремя оценил обстановку, быстро расплатился и вывел нас на улицу.
Я проснулся в своей постели от звука открывшейся двери. Вбежал перепуганный Рик:
— Славу Богу, ты живой! Я думал, что убил тебя!
Его лицо расцарапано, под глазом небольшой фингал.
— Кто это тебя так?
— Ты не помнишь? Мы с тобой решили, что нам нужно подраться. Я проснулся и решил, что убил тебя! Слава Богу, ты живой!
С трудом верю, что смог нанести Рику какие-то повреждения, при том что тот больше меня по меньшей мере вдвое. В зеркале вижу синяк на пол лица. Черт, завтра на работу, нужно где-то тоналку купить.
Я давно переехал в Лос-Анджелес и не ношу больше белых рубашек. Рик вернулся в Оклахому ухаживать за матерью и проводит дома недели на пролет, не отвечая на звонки и не выходя на улицу. Мы не виделись уже несколько лет. Сегодня он позвонил мне рассказать про свой сон:
— Мы с тобой приехали на какую-то важную конференцию и ты должен был делать доклад на тему «Влияние третьего закона термодинамики на наши представления о Боге». Все очень серьезно, в зале несколько тысяч человек, образованная публика. Я говорю с тобой перед выходом, мы быстро пробегаемся по тексту и ты готов олрайт. Потом тебя объявляют, свет, сцена, все дела. Ты пьешь водичку, которую тебе подали и начинаешь спокойно и уверенно, но через несколько минут сбиваешься и ведешь куда-то не туда. Потом начинаешь ходить кругами по сцене, заходишь за кулису и долго куда-то пялишься. В зале шепот, что происходит, что с Анҗаном? Вдруг ты спускаешься в зал и бежишь по проходам, я за тобой. Ты вскарабкиваешься к какому-то окошку под потолком, а я пытаюсь тебя остановить, потому что снаружи слишком высоко, но там бассейн и я понимаю, что сейчас придется за тобой плыть. Я беру тебя за плечи, смотрю, а ты вмазанный в хламину, зраки размером с квотер. Когда успел? И тогда мы все понимаем, что кто-то тебя дознул. Свет наводится на двух пацанов в первом ряду, они пожимают плечами и как бы говорят «ну да, мы дознули, а чего?».
Я смеюсь. Он показывает мне несколько стопок, пару десятков книг — все, что он прочитал за прошедший месяц. Рассказывает мне про Тимура и в его голосе слышится скорее возбуждение. Без труда представляю Рика в его войске, скачущим среди степей и живущим от битвы до битвы.
Сегодня наша с Алиной подружка Мая позвала нас на День рождения. Мы полтора часа автобусами добираемся в «Cafe Brass Monkey Karaoke» в Кей-Тауне. За столиком много незнакомых людей. Им всем кажется лет по двадцать и в их компании я чувствую себя очень взрослым. Они смеются и пьют коктейли. Пока я заказываю пиво с водкой, подходит моя очередь. Я беру микрофон и начинаю петь:
— Start wearing purple, wearing purple! Start wearing purple for me now…